Один в поле воин! За ВДВ! - Александр Овчинников

– Подъём!

Всё в обратном порядке. Минут двадцать мы шлифуем своё мастерство подъёма и отбоя. Наконец построились в расположении учебной роты. Перед нами, как павлины, ходят бравые сержанты.

– Все живы, потерь нет? – изволит шутить долговязый сержант Стариков. – Выбегаем на зарядку!

Выбегаем на улицу, здесь холодно и мрачно. После тёплой солдатской кровати выходить на мороз смерти подобно. Я дрожу от холода, когда эти грёбанные сержанты изволят появиться?! Наконец они вышли, дали нам «старт». Через несколько метров становиться теплее, жить стало веселее. Краски в лесу стали яркими, не всё так плохо!

Зимний лес стал красивым, деревья пушистые, тишина. Раздаётся только топот более ста пар кирзовых сапог и наше дыхание. «Вспышка слева», «вспышка справа», «вспышка сзади». Прибегаем на спортивный городок.

– Повисли на турниках! Раз! – вверх, два! – вниз, раз! – вверх, два! – вниз.

Слабаки срываются с перекладин, сержанты, пинками, их загоняют обратно. Сильные «молодые» солдаты висят на турниках и ждут сорвавшихся, когда они повиснут снова.

– За одного отвечают все! – напоминает нам сержант Миниханнов. – Перешли на брусья!

Ходим на руках по брусьям, друг за другом. Здесь та же история. Слабаки умудряются упасть с брусьев, их опять пинками загоняют обратно, печальное зрелище! Чем эти слоны занимались на «гражданке»? Самогон по углам хлестали? Похоже на то!

– Заходим в расположение, умываемся, наводим порядок!

Я, уставший, но счастливый, ковыляю в расположение учебной роты, на второй этаж. Добираюсь до своей табуретки, снимаю насквозь мокрый китель, скидываю кирзовые сапоги. По ощущениям они весят килограмм по десять каждый! Разматываю сырые портянки, они сбились в одном месте, и опять натёрли пару новых мозолей. Ноги горят, как в огне. Разглядываю опухшие ноги, надеваю тапки и почти бегом, передвигаюсь к заветной аптечке. Беру зелёнку с лейкопластырем, заливаю открытые мозоли, залепляю пластырем, жжение, в ободранных, до мяса, пальцах, немного убавилось.

В тапках иду умываться, потом наводим порядок в расположении. По нитке ровняем полосы на одеялах, набиваем кантики. Ноги в тапках отдыхают.

– Строиться на завтрак!

Хватаю мокрый китель, натягиваю его на себя, мотаю на ноги, красные от крови, портянки, со скрипом засовываю в кирзовые сапоги, хватаю ремень, с зимней шапкой и ковыляю на построение.

Спускаемся в столовую. Как вкусно пахнет, оказывается, солдатская «параша» ещё и пахнет как настоящая еда, или это я очень голодный? Становимся вокруг стола, ждём команды сержантов, они не торопятся, а куда им торопиться? До дома им ещё, как до Китая пешком!

– Садись! Сели.

– Отставить! Встали.

– Садись! Сели.

– Отставить! Встали.

– Садись! Приступить к приёму пищи!

Раздатчик накладывает, в тянущиеся к нему тарелки, чудо-кашу. Мы начинаем усиленно работать ложками. Каша не хочет отлипать от тарелки, но мы очень настойчивы. Скоро она переходит в наши голодные желудки, становится хорошо и хочется спать, вот бы часик вздремнуть!

– Закончить приём пищи! Встать!

– Отставить! Сели.

– Встать! Надеваем шинели и выходим на строевую подготовку!

Поднимаемся в расположение, на второй этаж, надеваем шинели, выходим на плац. На улице мягкая зимняя погода, после завтрака организм работает и не мёрзнет. Стоим, ждём сержантов, разговариваем, наслаждаемся минутами отдыха. Под ногами скрипит снег. Выходят сержанты.

– Строиться в колонну по четыре! Шаго-о-ом ма-а-арш! Песню запе-е-евай!

В лесу, под Псковом, звучит наша лихая строевая песня. Мы ходим по плацу, оттачиваем строевые приёмы; повороты, передвижения, выход из строя, заход в строй. Тянем носок, держим ногу на весу. Ходим и строем, и по одному, и парами, и тройками.

Время не стоит на месте, приезжает автомашина с нашим обедом. Наряд по столовой выгружает продукты из автомашины. В воздухе запахло вкусной солдатской едой, сразу захотелось кушать, желудок призывно заурчал. Команды сразу стали исполнятся не чётко, какие команды, когда кушать хочется?!

– Строиться на обед! – кричит сержант Смирнов.

Вот и до обеда дожили! Бежим в расположение, снимаем шинели, вешаем их на вешалки, бежим строиться на обед. Заходим в столовую, стоим около стола, ждём команды.

– Садись! Сели.

– Отставить! Встали.

Ещё минут пятнадцать приседаем около стола, тешим самолюбие сержантов. Наконец, добираемся до еды. Мелькают ложки, голодные солдаты усиленно жуют. Нужно успеть съесть максимальное количество еды, чтобы ни остаться голодным.

– Окончить приём пищи! Встать!

– Отставить! Сели.

– Встать! Заходим в ленинскую комнату, учим Устав.

Хорошая команда, будем сидеть в ленинской комнате, будем бороться со сном, а потом и с голодом. Но бежать никуда не нужно, лафа! Сидим, отдыхаем, раненые ноги гудят…

– Новиков, к сержанту! – кричит дневальный по роте.

В бытовой комнате сидит сержант Миниханов.

– Вызывали, товарищ сержант? – спрашиваю я его, подходя.

– Да, – говорит сержант из Альметьевска.

Берёт со стола свою грязную тельняшку и бросает её мне.

– Постирай! – требует он.

– Что?! Я постирай?! – в бешенстве спрашиваю я.

– Ты, – удивляется сержант Миниханов.

– Найди там слона и отдай ему свою тельняшку! – показываю я на свой призыв.

– А ты не слон? – спрашивает сержант, удивлению сержанта нет предела.

– Я не слон! – отрезаю я.

– Ну, ну, придёшь в войска, быстро обломают! – пугает меня гвардейский сержант.

– Посмотрим! – говорю я, и выхожу из бытовой комнаты.

Захожу в ленинскую комнату, продолжаю учить Устав. Взбесил меня этот, решивший, что он крутой сержант, придём в войска, я им покажу как нужно себя вести! Сам, сто пудово, этот тощий татарин, стирал своим старослужащим форму. Не на того напал, слон бенгальский!

После этого разговора, сержант Миниханов стал более пристально за мной следить, чаще ставить меня в наряды, докапываться по мелочам. Но меня этим не достанешь, мне глубоко плевать на сержантские потуги! Кто, интересно, постирал этому сержанту его грязную тельняшку, ведь всё равно, он нашёл для себя прислугу, в лице «молодого» солдата!

– Рота, строиться на ужин!

Строимся в расположении, спускаемся в столовую, встаём вокруг столов.

– Садись! Сели.

– Отставить! Встали.

– Садись! Приступить к приёму пищи!

Опять замелькали ложки, заработали челюсти. Сержанты сидят за отдельным столом, смеются над нами, лакомятся пирожными, пьют соки. Хорошо быть сержантом!

– Закончить приём пищи! Встать!

– Отставить! Сели.

– Встать! Заходим в расположение роты, готовимся к завтрашнему дню, подшиваемся, бреемся.

Я поднимаюсь в расположение, добираюсь до своей табуретки. Снимаю китель, вешаю его на душку кровати. Стягиваю кирзовые сапоги, распутываю, сбившиеся в комок, портянки, надеваю тапки и ковыляю к заветной аптечке. Заливаю кровавые мозоли зелёнкой, залепляю новым лейкопластырем, стало гораздо легче!

В тапках иду умываться, бриться. Сажусь на табуретку, и меняю подворотничок на кителе. День службы почти закончен, несколько минут покоя.

– Рота, строиться на вечернюю проверку! – кричит дневальный по роте.

Долговязый сержант Стариков проводит перекличку личного состава учебной роты. Незаконно отсутствующих нет, никто не дезертировал.

– Отбой!

Стадо из тридцати «молодых» солдат устремилось к своим кроватям. Места катастрофически не хватает. Мы толкаем друг друга, ругаемся. Около своей табуретки я снимаю китель, кирзовые сапоги, раскручиваю портянки, всю форму складываю на табуретке, портянки внизу, под табуреткой. Ныряю в кровать, укрываюсь одеялом. Затаился, будет продолжение цирка.

– Отставить!

Все бежим обратно, топот кирзовых сапог раздаётся, наверно, до Пскова. Толкаемся, ругаемся, ковыляем на построение. На ходу приводим себя в порядок.

– Отбой!

Сто человек, на ходу раздеваясь, бежит к своим кроватям. Скидываем на табуретки свою форму, летим в кровати, укрываемся одеялом. Прыгаем полчаса, радуем сержантов. Но всему приходит конец, конец пришёл и нашим прыганьям, затихаем под одеялами. Я сразу засыпаю. Спокойной ночи!

3.7 Шестёрки

Весь личный состав учебной роты начал разбиваться по группам, для лучшего выживания в экстремальных условиях. И, естественно, начали возникать трения между группами. Я сблизился с солдатом с Украины, Хохловым. Единственный минус Хохлова состоял в том, что он болел плоскостопием, и практически, не мог бегать. На всех мероприятиях, по бегу, мне приходилось тащить его за собой.

Одна из таких групп состояла из солдата Толстого, Рождественского и Жабина.

1. солдат Толстый – крупный, басистый парень, лет 18, с замашками начинающего лидера. Место жительства не известно.